Хозяйка своей судьбы
Это мое первое турне, но я решила, что будущий второй альбом «Сцена жизни» («Scène de Vie») представлю именно на сцене. В нашей профессии это довольно необычно, но я люблю рисковать. Как и при создании альбома «Мадемуазель поет…», главная роль отводится Барбеливьену и Бернхейму. Так же талантливо они придумывают название песни, которое запомнится: «Мужчины, которые проходят» («Les hommes qui passent»). Гигант, напротив, теперь не со мной. Я виделась с ним, пытаясь уговорить стать участником авантюры. Я говорила ему о своем проекте и, сама того не желая, совершила бестактность. Я сказала о своем желании работать с настоящими музыкантами в дополнение к его автоматам. Он холодно посмотрел на меня и бросил:— Тебе нужны настоящие музыканты? Дверь там!
И я ушла. Режиссером «Сцены жизни» будет Жан-Жак Супле.
Мы все бесконечно устали от этого длительного турне, от всех этих концертов. А в этот вечер еще и от избытка эмоций. Мы все рухнули на прекрасные подушки в патио этого дворца в Тунисе, в котором расположился французский культурный центр. Ребята курят наргиле (род кальяна. — Прим. перев.), во рту еще сохраняется аромат цветков апельсина после сладостей. Палящий зной сменила приятная прохлада. Я так устала, что не могу спать. Все шутят, комментируют вечер. Каждый рассказывает, что он видел со своего места. На самом деле, со сцены мы все видели одно и то же. Невероятное людское море, вливающееся в маленькие двери этого театра, рассчитанного на пять тысяч зрителей. Их было десять тысяч, и они заняли ступеньки, оркестровую яму и стояли у самой сцены. Они проявляли нетерпение. Мы были на грани того, чтобы отменить концерт из-за проблемы со звуком. Вынужденные ее решать, мы задержались с началом. Но делать нечего, вернуться на сцену невозможно, без микрофонов нас не услышат. Остается только вернуть публике деньги. Настоящий кошмар для меня и для музыкантов.
Но теперь, когда они стоят перед нами, надо что-то делать. И тогда мы даем этот концерт, но в публике, там, где нас слышно. При первых нотах, вылетающих из моего рта, в зале воцаряется священная тишина, сменяя шум. Я тронута таким отношением и испытываю облегчение от того, что смогла выбраться из этой ловушки. Я воспринимаю их присутствие как объятие. Которое следует за безмолвным поцелуем, за священным поцелуем. Поцелуем, которому не нужны слова и обещания, который не предаст. Дарованному от всей души. Тунис, я не смогу быстро забыть его!
Этот вечер особенный, опасный, насыщенный. Как снимок «Поляроидом», который не стирается. Вот я, вытянувшись на подушках, смотрю в звездное небо. Звезды на нем — это страны нашего турне: Россия, Франция, Канада, Германия, Япония. Всего двести пятьдесят спектаклей. Первое мировое турне. Я чувствую его моим усталым телом. Но это не мешает мне приятно провести время с моей командой.
Я выдерживаю дистанцию, стресс от работы на сцене, от переездов, проживание в гостиницах, потому что меня поддерживает публика, с которой я встречаюсь. Я спринтер в этом забеге без конца. Я иду туда, куда зовет меня любовь людей. Я бегу впереди моей боли, я залечиваю мою рану бальзамом софитов, мимолетной и великолепной любовью зрителей. Я пьянею от концертов, я взмываю в самый мощный искусственный рай, которыми являются спектакль и сцена. Часть меня под анестезией. Я способна больше не чувствовать боли. Я больше не пытаюсь ее приручить, я ею повелеваю, я ее контролирую и прячу.
Вечером, когда мне удается усыпить рабочий инструмент, которым я стала, я не могу не думать о той маленькой девочке, мечтавшей об этом. Знала ли она, что все случится так быстро и так мощно?
Программа насыщенная. Сирил и Ришар отмечают мою выносливость, они видят, что я могу давать концерт за концертом по очереди в пятидесяти странах, не моргнув глазом. Я не жалуюсь. Меня этому не научили. В моих краях никто не жалел о своей судьбе, хотя поводов для этого хватало. Несмотря на все то, что пришлось выдержать моему отцу, я никогда не слышала от него: «Я измотан, с меня хватит». Так по какому праву стану жаловаться я, у которой есть привилегия путешествовать, зарабатывать на жизнь пением, с кем обращаются как с принцессой?
Я обожаю свою профессию, и мне нравится эта кочевая жизнь, немного авантюрная, беспокойная. Я обожаю бороздить планету, спать каждый вечер в новом месте. Быть постоянно в разъездах. Перед выходом на сцену я испытываю возбуждение, на сцене чувствую опьянение, удивление, когда впервые попадаю в незнакомую страну. Авантюры — из них сплетается мое повседневное существование.
И еще в этом непрерывном движении появляются любовные скобки, словно фонарики на балу, покачивающиеся на сквозняке. Как и в моей памяти. Как этот друг, с которым я пережила мгновения страсти за пределами мира. На самом деле в Шотландии, в волшебном отеле, где у комнат нет номеров, а есть поэтические названия. В течение недели я была для этого мужчины Дамой озера. Короткая любовь, очарование эфемерной связи. Любовь происходит или пишется и так тоже, на одной странице, на очень короткое время, без всякого смысла.
Для меня это в какой-то мере способ вырваться из строгого графика турне и вновь обрести, пусть очень ненадолго, вкус поцелуев и ласк.
* * *
Турне в разгаре, и я даю согласие на то, чтобы мы сменили студию звукозаписи. Мы давно поняли, что моя карьера не сможет набрать нужные обороты, если мы этого не сделаем. Владельцы презирают все интернациональное и отказываются вкладывать в это деньги. И тогда я нажимаю на газ, полностью оценивая риск, который существует для меня. Но я убеждена, что должна испробовать все, чтобы обрести свободу. После многочисленных споров я прошу Ришара освободить меня от старых контрактов. А это совсем не просто…
После восемнадцати месяцев жарких баталий мы приходим к соглашению и в конце концов выигрываем. Я знаю, что только что вернула себе контроль над своей карьерой. Отныне и впредь я сама продюсер собственных дисков. Я осознаю, какая это привилегия для артиста — возможность расширить круг возможного. Идти дальше. Пересекать границы.
Наконец турне возвращает меня обратно в Форбак. Я даю концерт под куполом шапито в моем родном городе, я знаю, что все меня ждут. В этот вечер мне страшно. Но я наизусть знаю это место и людей, которых я вижу, и которые торопятся, чтобы занять места получше. Я должна была бы чувствовать себя комфортно там, где все видели, как я росла, и где мной обязательно гордятся. Но нет. Меня просто трясет от страха. То, что они все меня знают, это гандикап, как будто они не увидят ничего, кроме моих недостатков, как будто они не способны увидеть певицу Патрисию Каас, как будто для них я остаюсь навсегда маленькой. Я стараюсь сконцентрироваться, забыть о том, что в зале моя семья, мои соседи, мэр города, все жители региона и мои друзья. Я стараюсь думать о том, что этот концерт устроен ради хорошей цели. Сбор от него пойдет в фонд организации, которая занимается дрессировкой собак для слепых. Взволнованная, я пою. И они аплодируют, тоже взволнованные. Папа здесь, он гордится мной.
* * *
Успех моих первых двух альбомов — по всему миру их приобрели несколько миллионов человек — и полученные мной премии («Виктуар де ля мюзик», World Music Award и Bambi в Германии) приводят к тому, что я становлюсь все более востребованной. Теперь меня приглашают петь по разным поводам, как, например, этот день памяти жертв Чернобыля в 1993 году…
Сначала я вижу деревню. Когда говорят «Чернобыль», все представляют атомную станцию, думают об ужасной трагедии и ее жертвах, а не о деревне с таким же названием. Она зловещая, пострадавшая, заброшенная. От нее веет запустением. Ужас еще свеж. И река рядом со станцией как будто несет воспоминания и столь же ужасные последствия прошлого. Станция еще не обречена, она находится здесь, под высокими трубами, взмывающими ввысь как приведенная в исполнение угроза.
Сегодня нас в деревне очень много. Мы собрались не случайно, но кажется, будто здесь никого нет и никого не должно быть. Только немые голоса слышны здесь. Тишина и атмосфера скорби, царящие здесь, леденят кровь. Мне бы так хотелось их растопить. Когда я это делаю, у меня такое впечатление, словно я бросаюсь в пустоту всех покинутых домов. От воздуха в моем горле мне сначала становится холодно, И потом я все отчетливее понимаю, что леденящая атмосфера, окружающая меня, это всего лишь повод петь еще более тепло, еще ярче.
Я разрываю тишину, время вспомнить о катастрофе, оплаченной вчера смертями, сегодня болезнями, о трагедии… Во время всего концерта у меня гусиная кожа. И когда я наконец замолкаю, у меня такое чувство, будто я возвращаю деревне ее вечное молчание. Я надеюсь, что они, эти бежавшие семьи, меня не забудут.