Мужчины, которые остаются
Великолепный потолок. Как будто гигантский арабеск из очень ярких голубых и красных завитков. Шагал и его сияющий потолок. Я не устаю от него. И это, впрочем, к лучшему, потому что я здесь жду. И очарованная этим. Я жду Джонни Холлидэя. Предполагается, что это с ним я буду петь. 1992 год, и в этот вечер в зале Оперы Гарнье принимают участников проекта «Enfoires»¹.
Меня просят принять участие в авантюре. Я соглашаюсь, приятно удивленная и немного испуганная тем, что я моложе, менее известна и не так комфортно себя чувствую.
Мне нравится быть с ними, я шучу и одновременно учусь. Девятнадцать лет спустя я все еще не рассталась с компанией «Enfoires». Я обожала петь с ними дуэтом, и мне по-прежнему нравится приятная ребяческая атмосфера, которая царит с тех пор, как маленькая команда времен дебюта превратилась в гигантский коллектив. Теперь я чувствую себя лучше, но тогда, в 1992-м…

В этот вечер причиной стресса является то, что для меня это впервые, и то, что никогда раньше я не приходила на репетиции. Джонни — звезда, невероятный символ Франции. Его вокальная мощь, его раскованность на сцене вызывают у меня желание спеть песню с ним вместе, чтобы на мгновение соединить наши голоса. Я нервничаю, встаю, чтобы побродить за кулисами. Вечер должен начаться… а Холлидэй нас подвел! И Жан-Жак Гольдман предлагает мне заменить его. Несколько минут спустя мы уже стоим на сцене и вместе начинаем «Я тебе обещаю». Свинья, которую нам подложил Джонни, нас свяжет, Это артистическое соучастие не закончится. Жан-Жак станет одним из моих самых важных авторов-композиторов. Он напишет для меня множество песен, которые повлияют на мою карьеру. Он всегда сумеет создать такую песню, которая мне подойдет.
Я всегда восхищалась Гольдманом как артистом и быстро оценила его как мужчину. Он мне кажется доступным, предупредительным, вежливым, уважительным. В нем нет этих черт шоу-биза, которые напрягают меня в некоторых артистах. Он явно презирает все то, что блестит. Его простота меня успокаивает, потому что в этом он похож на меня. Рядом с ним ко мне возвращается уверенность, я расслабляюсь.

Я ухожу из Оперы Гарнье с широкой улыбкой и идеей в голове: Жан-Жак Гольдман мог бы написать песни для моего будущего альбома. Я знаю, что свой талант к созданию песен он отдает другим исполнителям, часто анонимно. Чтобы не отбрасывать на них тень своей известностью, он подписывает песни вымышленными именами. Он как будто получает удовольствие от искусства псевдонима. Для меня он станет Сэмом Бревски.
Учитывая успех двух первых альбомов, я хотела расширить круг моих авторов-композиторов. Сирил с восторгом относится к тому, что я захотела этого. Как и я, он ищет простора, воздуха. Возможно, это вызов. Возможно, жажда риска, пари. Потребность в чем-то другом.

* * *

Как любая домашняя хозяйка, я складываю и убираю вещи. Я стою перед моим старым платяным шкафом и задаюсь очень важными вопросами вроде: «А не логичнее ли положить свитера на эту полку?», когда мой телефон звонит. Раздосадованная тем, что мне помешали заниматься повседневными делами, я несколько сухо говорю: — Алло?
И когда я слышу в трубке:
— Здравствуйте, это Ален Делон. — Я испытываю крайнее раздражение.
Повисает тяжелое молчание, я не могу сказать того, что хочется, и с неприятным смехом бросаю в трубку:
— Да, конечно, разумеется, но я вам не верю!
В принципе нет никакого повода, чтобы настоящий Ален Делон, величайший актер из «Рокко и его братьев», звезда первой величины, позвонил мне. Но голос настаивает, говорит:
— Это действительно я, Ален Делон. Я хотел бы, чтобы вы прошли со мной по красной дорожке на фестивале в Каннах.
Теперь я уже сомневаюсь и стою с раскрытым ртом. Я настолько изумлена, что почти заикаюсь. Я отвечаю, что не знаю, и не могла бы я ему перезвонить. Сердце стучит так сильно, что я боюсь, как бы не лопнули вены. Я немедленно звоню Ришару, чтобы рассказать ему о невероятном звонке. Как только он снимает трубку, я задаю ему свой идиотский вопрос:
— Если бы Шэрон Стоун предложила тебе пройти с ней по красной дорожке Каннского фестиваля, ты бы согласился?
— Разумеется!
— Меня об этом просит Ален Делон!

Увы, проход в Каннах невозможен, у меня в разгаре репетиции, но я хочу с ним встретиться. Во что бы то ни стало. И начинается волшебная сказка… Мы не только встречаемся, но и нравимся друг другу. Мы даже любим друг друга, платонически, но романтично. Между нами возникает связь, ценная, неповторимая. Я часто ужинаю с ним, мы много разговариваем, шутим, учимся узнавать друг друга. Он великолепен. Но из-за его звездного статуса я чувствую себя неловко. Я говорю ему:
— Когда я думаю о том, сколько женщин мечтали бы иметь от тебя ребенка! Это же население целого континента!
Он улыбается. Наши разговоры длятся часами. Я заворожена им как мужчиной, я чувствую, что он многое может рассказать мне о жизни звезд: об одиночестве, о лжедрузьях, о славе… Мы не скрываем ничего друг от друга, я знала, что он ко мне неравнодушен, и в глубине души ждала его поцелуя! Ни за что на свете я не хотела бы потерять его нежность, его дружбу. И его защиту (некоторую) тоже. Мы доверяемся друг другу, мы с улыбкой, с нежностью смотрим друг на друга. Он передает мне доказательство своего чувства, книгу о Марлен Дитрих, подписанную лично немецкой дивой. Она написала ему: «Алену Делону, которого я обожаю». И под этими прекрасным признанием Ален Делон написал мне: «Патрисии Каас, которую я люблю».

Ходят слухи о том, что мы любовники. И этот слух попадает в газеты. Мои приятельницы подтрунивают и устраивают сцены ревности. Женщины мне завидуют. Меня спрашивают о нем, задают вопрос, не под слишком ли большим я впечатлением, я, скромница, которая теряет всю свою прекрасную уверенность в себе, присутствующую на сцене, чтобы в жизни превратиться в сдержанную маленькую девочку. Разумеется, статус Делона меня немного пугает. В моих отношениях с ним смешаны уважение и близость. И под впечатлением от этого я придумываю название для моего третьего альбома — «Я говорю тебе «вы» («Je te dis vous»)».
Мы близки, несмотря на расстояние, разницу в возрасте и опыте. Он дает мне советы, предостерегает от ловушек известности. От тех ловушек, куда попадают по неосторожности, и от ловушек обязательных, в которые невозможно не попасть. Таких, как одиночество, изоляция, навязанные славой. Его фразы о цене известности меня пугают. Я нахожу, что плата слишком высока для меня, познавшей ощущение пустоты, молчаливого круга вещей, голоса мамы, который больше не звучит в телефонной трубке. Я сержусь на него за то, что он обещает мне холод, отсутствие. Пусть я предчувствую, что он прав. Фальшивые отношения, потому что ты знаменита, отдаление от близких, возможная паранойя в силу того, что ты слишком известна. Фаны и фотографы могут занять слишком большое место в вашей жизни. Как у Дитрих на авеню Монтеня, которую мне часто приводят в пример. Или у самого Делона, запертого в своем статусе суперзвезды. Он определенно испытывает тот синдром, который описывает мне. Я чувствую, что, немного любя меня, он переносит свой опыт на меня. И пусть наши отношения платонические, он дает мне нежность, в которой я нуждаюсь.

Третий альбом встречают и хорошо, и плохо. Мы записываем его в Англии, в Твикенхеме, за штурвалом Робин Миллар, продюсер Шаде. И снова не обходится без авторов-композиторов, таких как Марк Лавуан и знаменитый Сэм Бревски, который пишет для меня «Он мне говорит, что я красива» («II me dit que je suis belle»). В этом же альбоме будет песня «Войти в свет» («Entrer dans la lumière»),
которая стала любимой песней моего репертуара. Радость от сотрудничества с новыми людьми и прекрасных песен, таких как «Войти в свет», которую они вдвоем написали для меня, испортил Дидье Барбеливьен, считающий, что потерял эксклюзивные права на меня, которые у него были с Франсуа. Ему, подозрительному, невыносима мысль, что он будет делить афишу с другими авторами-композиторами. И он дуется, ведет себя резко и неприятно. Он унижает меня при любой возможности, говорит со мной агрессивным тоном. Я, которая принимала его за человека милого и уважительного, больше его не узнаю. Я разочарована, больше того, я обижена. Его агрессивность меня задевает, его презрение заставляет усомниться в себе, полностью потерять уверенность в своих силах. И я не защищаюсь. Я позволяю ему так вести себя. Его отношение портит создание диска.
Дело закончится ссорой с Дидье Барбеливьеном. Потребуются годы вдали от него, чтобы переварить наши разногласия, забыть или смягчить рану, нанесенную во время записи альбома «Я говорю тебе «вы». Впрочем, недавно я снова с ним встретилась. Он выходил из Елисейского дворца, я шла по тротуару улицы Фобур-Сен-Оноре. Он остановился, чтобы поздороваться, и мы поговорили. Он был очарователен и явно доволен нашей случайной встречей. Мы пообещали друг другу, что еще увидимся. Что ж, это жизнь.

Я не мстительна, хотя и ничего не забываю.
Я слишком хорошо осознаю ценность времени и хрупкость предметов и людей, чтобы тратить их на ненависть к тем, кто причинил мне боль. Дидье был со мной в самом начале, и это идет в счет. Когда кто-то ведет себя агрессивно по отношению ко мне, я становлюсь прозорливее. Я всегда пытаюсь найти рациональное объяснение такому поведению. И если я его не нахожу, то стараюсь отложить, хотя бы на время, ту ярость, которая могла бы во мне вспыхнуть. А потом, из гордости, я стараюсь простить, быть великодушной, поставить себя выше ситуации, думать о хорошем, красивом.
Как и с коллегами в офисе, отношения в музыкальных кругах не могут быть линейными. С Барбеливьеном мы были связаны во время создания двух первых дисков, мы были заодно. Другая работа, другое настроение. Третий альбом испортил наши отношения, но это не ухудшило качество альбома «Я говорю тебе «вы». Просто его создание могло бы быть для меня более приятным.

Эти фальшивые ноты не помешали публике горячо принять новый альбом. Еще несколько миллионов проданных пластинок, и это вызвало энтузиазм Сирила. Этот международный успех приносит мне еще одну музыкальную премию «Виктуар де ля мю-зик», признание моей страны. Я, Сирил и Ришар понимаем, что хотя успех за рубежом связан с нашими вложениями, с моим выбором, но корень его в том регионе, откуда мы родом. Когда растешь на границе, не думаешь о национальности. И потом, на нас, должно быть, влияет немецкая дисциплина, которая заставляет нас работать, делать лучше, прикладывать необходимые усилия. В любом случае, в панораме французской песни я являюсь исключением.

¹ Жан-Жак Гольдман, Натали Бэй, Ив Монтан, Мишель Платини, Мишель Дрюкер, собиравшие средства для «Ресторанов сердца», созданных Колюшем. — Прим. перев.