Моя первая роль
Мне предстоят пробы на роль в фильме. Перспектива меня бесконечно тревожит. Для меня, которой не хватает уверенности в себе, как только я оказываюсь вне сцены, играть роль — это немыслимо. Много лет назад мне предлагали сняться у Клода Берри в фильме «Жерминаль». Я отказалась из-за страха играть в художественном фильме, который мне слишком напоминал бы мои воспоминания детства.
Я чувствую себя невеждой в области драматического искусства и боюсь к нему прикоснуться. А вот Сирил уверен, что мне это по силам. И как будто найдя неопровержимый аргумент, он бросает мне:
— Речь идет о самом Лелуше! Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет…
Я знаю, кто такой Клод Лелуш, хотя и не могу оценить в полной мере ауру этого режиссера.

Когда я была моложе, я не ходила в кино. Теперь мне тридцать пять лет, и я тоже туда не хожу. В детстве на это не было денег, и мы не имели представления о кино. Потом, когда я начала мою карьеру, мне не хватало времени. В том возрасте, когда прячутся в темных залах в ожидании поцелуя и ради мечты на большом экране, я уже была занята, я пела. Я не сумела прочувствовать подростковый возраст, у меня была совсем другая жизнь. Я едва знаю, что такое кино. Когда я пою на сцене, я тоже исполняю роль, рассказываю истории. То же сочетание иллюзии и искренности. Я понимаю: нужно, чтобы я прошла прослушивание.
В день проб я улыбаюсь, сидя в поезде, который везет меня в Париж. За несколько минут я осознаю, что выхожу за рамки предназначенного для меня. Мама предсказывала мне карьеру, широкую дорогу в песне, успех, соответствующий тем талантам, которые она во мне чувствовала. Но она даже не надеялась на то, что я пройду кастинг у режиссера фильма «Мужчина и женщина». Нет, этого она даже представить не могла.
Я всегда с радостью возвращаюсь в мой старый город. Он не изменился. Но новое тысячелетие уже началось, и 90-е годы вместе с их искусственностью умерли, о чем никто не жалеет. Приятно вернуться в Париж и к моим привычкам. Я вдыхаю те же ароматы, ту же атмосферу, ту же активность, которая кажется совершенно хаотичной по сравнению со Швейцарией. Люди суетятся, торжественно жалуются, орут друг на друга в пробках. Эту городскую сумятицу, этот городской беспорядок — их я не забыла.
Я прохожу через парк Монсо в надежде расслабиться. Деревья, нежность зелени, смех девчонок, вышедших из школы, люди, бегущие трусцой в одном направлении, это как будто срез действительности перед тем, как погрузиться в выдуманный мир. Я прохожу прослушивание для роли несчастной женщины, поющей в барах, чтобы заработать на жизнь.
Я толкаю калитку дома 15 на авеню Ош, нахожу вход в подвал. Признаю, что я волнуюсь: я так давно не участвовала в конкурсах! Актрисы импровизируют ничуть не больше, чем певицы. Всему учатся, в теории или на практике. Мне легче с практикой… Я прогрессирую в деле.
Клод Лелуш принимает меня в кинозале, где проходят прослушивания. Он тепло приветствует меня и очень подробно рассказывает мне о роли. Его героиню зовут Джейн, это молодая женщина, пострадавшая от жизни. У нее амнезия, и она считает, что неизлечимо больна. Ее встреча с мужчиной, у которого тоже амнезия, перевернет ее жизнь. У режиссера репутация одержимого правдой человека. В своих фильмах он эксплуатирует реальную жизнь и очень старается максимально избегать трюков. Для него съемки фильма — это возможность открыть правду или, в худшем случае, ее создать. Вымысел всегда тесно переплетается с действительностью. Коротко рассказав мне о роли, Лелуш знакомит меня с Франсисом Юстером, который до этого момента держался в отдалении. Это он будет подавать мне реплики.
Ему плевать на текст, потому что ему нужна правда. Он не уважает то, что написано, верит только в то, что сказано. Импровизация лучше, чем любой сценарий в мире. Сегодня он заменяет слова цифрами. Он покажет мне интонацию, страх, гнев, грусть, досаду, я должна буду сразу же изображать ее, используя цифры. Не имеет значения, что я буду говорить, на этот раз цифры ничего не значат. Важным будет только то, как я их произнесу.
После первых пяти трудных минут упражнение начинает меня забавлять. Это игра, и почти гениальная, потому что легкая. Я отношусь к этому, как к игре в прятки с моими племянниками и племянницами по воскресеньям. Я включаюсь в игру, впадаю в детство. Упражнение веселит, раскрепощает. Говорить неважно что, делать вид. Примерять воображаемые маски, чтобы выразить чувства, которых на самом деле не испытываешь. Но в глубине души прислушиваешься к себе. Я это понимаю. В нас есть каждый из персонажей. И достаточно найти правильный рычаг, чтобы вытащить их на поверхность. С Франсисом ритм найден. Из этого абсурдного цифрового диалога рождается согласие. Когда я заканчиваю оскорблять девятками, мы разражаемся смехом. Ситуация комичная.
Я отлично видела камеру в углу, но я о ней забыла. Я убедила себя, что она не работает. Чтобы забыть, что я прохожу прослушивание, и не давить на себя. Теперь прослушивание окончено, пленка снята, дело сделано. И если я провалилась, я больше ничего не могу сделать. Я пью воду в вестибюле, чтобы компенсировать обезвоживание после моих цифровых тирад, когда режиссер зовет меня. Так как мне по-прежнему не хватает уверенности в себе, я жду худшего. Я думаю, что он поблагодарит меня и скажет мне холодным, снисходительным тоном:
— Вам позвонят…
И я понимаю, что не повзрослела. Я выросла, как этого желала моя мать, но осталась маленькой девочкой, которая боится, что ее будут ругать, скажут, что она сделала все плохо, что она может лучше. Другие оценивают мой талант, но я всегда подозреваю, что они в нем сомневаются… Как дискомфортно оставаться ребенком! Я могла бы избавить себя от моментов ненужной тревоги.

В своем кабинете Клод говорит мне, что он очень доволен тем, что увидел, что кастинг закончен. Он говорит:
— Я нашел мою Джейн.
Удивленная я осмеливаюсь переспросить:
— Вы уверены в этом?
Разве ему не следует продолжить прослушивания? Он уверен, что не ошибся во мне? Будь здесь Сирил, не сомневаюсь, что ему бы захотелось дать мне пощечину. Судя по всему, я не создана для самовосхваления, для саморекламы. Лелуш абсолютно уверен в своем выборе. Я его Джейн. Спонтанность режиссера меня тревожит. Я боюсь, что, сказав «да» так быстро, он с такой же скоростью изменит свое мнение. Он замечает в моих глазах отсвет тревоги.
Тогда он повторяет, что меня взяли на роль, что я идеальна, что все пройдет хорошо. Потом я возвращаюсь в гостиницу. Я никому не сообщаю новость. Я пришла как дилетант пройти кастинг, в конце прослушивания расхохоталась, и меня сразу же выбрали. Жизнь непредсказуема!

Как только о новости узнали, я начинаю трястись. Главная роль! Лелуш! Я певица, а не актриса! Из гостиницы я звоню Сирилу, который, должно быть, уже кипит от нетерпения.
— Сирил, я в полном дерьме! Мне дали роль!
Он вне себя от радости и почти орет на меня:
— Ты сумасшедшая, это гениально, это суперновость, я горжусь тобой, ты будешь безупречна, вот увидишь!
Вокруг меня атмосфера энтузиазма с примесью некоторой гордости. А я в период перед съемками сражаюсь с моей тревогой. Напрасно я повторяю себе, что сделаю все, что нет причин для того, чтобы съемки были неудачными, что Лелуш не людоед, что я ничем не рискую. Чем ближе съемки, тем сильнее паника. Я ни в чем не уверена. Мы начинаем через две недели, а мне все еще не прислали сценарий. У меня есть общее представление, потому что Клод рассказал мне вкратце историю моего персонажа, Джейн, но детали… Я знаю только то, о чем он мне говорил. Мой взгляд, полный печали от пережитого горя, только сильнее подчеркивает мою улыбку, когда она озаряет мое лицо. Первый фильм с Клодом — это одновременно пугает и избавляет от комплексов. Он хочет, чтобы актеры были естественными, непредсказуемыми, свободными. Он ждет от них щедрости, полного раскрепощения. Именно так. С «раскрепощением» у меня некоторые проблемы. Чтобы дать себе волю, не контролировать себя, нужно доверять себе и окружающим. Лелуш рискует стать для меня психотерапевтом. Я вынуждена совершить насилие над собой, позволить жизни взять меня в плен на съемочной площадке, чего никогда не бывает, если у меня нет сценария.