Уроки клуба танцев
Чтобы рассмотреть детали, есть только вращающийся зеркальный шар под потолком. В полутьме, способствующей сближению, наполненной бликами света, клубами сигаретного дыма и усталостью, мне плохо видно, что происходит в зале. В цветных вспышках я различаю руку на бедре, соединяющиеся губы, руку, обхватывающую талию. Десятки пар или будущих пар танцуют на площадке, обнявшись или врозь, возбужденные или отчаявшиеся. Я их вижу и одновременно не вижу. И они здесь не для того, чтобы видеть меня. Я пою, чтобы они танцевали. Они пришли сюда за любовью. Мы в таком месте, куда люди приходят расслабиться по вечерам, познакомиться, выпить стаканчик, и все это в обстановке шикарной и секретной. Мы в Германии, в Саарбрюккене, в клубе «Румпелькаммер» (Rumpelkammer, «Чулан»). На женщинах шелковые блузки с пышными рукавами, черные платья с блестками и фиолетовые комбинезоны. На мужчинах рубашки с очень длинными уголками воротника под пуловерами с треугольным вырезом. Мне тринадцать лет.

Здесь я время от времени пою по субботам благодаря Дани. Он недавно отмечал здесь праздник и увидел, что «Румпелькаммер» организует конкурс. Дани меня записал, хотя я была слишком мала, чтобы в нем участвовать. И я выиграла. Тогда хозяева заведения, они же музыканты из группы «Сердцееды Доба» («Dob’s Lady Killers»), приглашают меня петь с ними. С этого момента я становлюсь их певицей и останусь ею в течение семи лет. За каждое выступление я получаю 50 марок ФРГ, и это меня радует. В «Румпелькаммер» от меня требуют, чтобы я ничего не усложняла. Люди должны танцевать, а мое дело — исполнять немецкие, французские, американские песни. И не забывать петь медленные песни после быстрых. Мне очень нравится быть на сцене. Пусть это пока и не моя сцена, потому что люди собрались не ради меня. Мы всего лишь звуковая декорация для тех, кто пьет, принимает наркотики или танцует.

Разумеется, на первый взгляд ночной клуб — это не место для девочки моего возраста. Тем более что его посещают тридцатилетние и сорокалетние. И время не подходящее. Я бодрствую в те часы, когда подростки обычно уже давно спят. Моим сверстникам разрешат войти в «Румпелькаммер» еще только через несколько лет. Даже если мама всегда меня сопровождает, ей не под силу оградить меня от того, что я вижу: от мира взрослых.

Девочки моего возраста почти все зациклены на чем-то одном. Две излюбленные темы — это мальчики и первые сигареты. Минимальный знак интереса или отсутствия такового со стороны парня становится темой для бесконечных и надоевших разговоров. Меня это совершенно не привлекает. Возможно, вид обнимающихся взрослых людей отдаляет меня от интересов моих подружек. Может быть, я провожу с ними недостаточно времени. Я слишком занята. Между клубом «Румпелькаммер» и всеми конкурсами, в которых я участвую, мои подростковые годы проходят очень быстро. У меня нет времени на мечтания, на надежды, на ожидание прекрасного принца. У меня нет времени для созревания, этого подвешенного состояния юности, этих долгих часов, чтобы представлять свою взрослую жизнь, трепетать перед входом в нее. Я уже вошла.

И у меня есть тот, кто влюблен в меня. Его зовут Кристоф, он очень мил. Все за него, кроме моей матери. К вопросу флирта мама относится очень серьезно. Она из того поколения, для которого брак остается абсолютной ценностью и — это главное — обязательным условием для любого телесного контакта. По старинке! Вопрос не обсуждается, потому что так не делают. И потом все в семье стыдливы. О том, что относится к интимной сфере, молчат. Следовательно, маме неудобно об этом говорить, но она дает мне понять, что желательно, а что — нет.

Кристофа она вынуждена принять спустя какое-то время. Он здесь, за дверью, достаточно его впустить. Оказывается, что он вежливый, из хорошей семьи и симпатичный. Мама знакома с его родителями. Но она все-таки проверяет. Я должна возвращаться домой в оговоренное время, рано, и мне запрещено ночевать вне дома. Правила остаются строгими. И не в моих интересах о них забывать.

Мама меня защищает, она стремится наблюдать за мной с близкого расстояния и иногда становится слишком властной. Из-за мальчиков мы с мамой несколько отдалились друг от друга. Раньше я никогда ничего от нее не скрывала. Она знала обо мне все: как я провожу время, чего хочу, о чем сожалею, о чем мечтаю. А теперь я должна хранить молчание по поводу двух-трех вещей, о которых маме рассказывать нельзя. Это законно, но мне это неприятно, у меня есть склонность к чувству вины.

Раньше по выходным мы вдвоем с ней отправлялись на прогулку. Мы ездили в гости к семье Шмиттер в Рейнланд и посещали принадлежащий им парк аттракционов Плобсхайме, около Страсбурга. У них красивый пруд, по которому можно кататься на водном велосипеде. Их дочка — моя подруга, и какое-то время я питала слабость к ее брату. Там часто устраивают маленькие конкурсы песни, и именно там я приобрела Синди, мою первую собаку. Это далматинец, которого мне подарил папа.

Мама — моя лучшая подруга, я доверяю ей мои секреты. Она защищает меня от других взрослых и поощряет заниматься тем, что стало моим призванием, и она всегда рядом со мной против моих врагов. Она уверена в том, что у меня дар, что мой грубый и мощный голос можно сравнить с голосом Пиаф, что со мной, ребенком из края без чудес, произойдет чудо. Когда я где-нибудь пою, она со своей верой рядом со мной, где-нибудь в тени. Она наслаждается комментариями в публике, она слышит, как слушатели говорят: «У нее есть голос». Но она никогда не слышит, как они обязательно добавляют: «Пора бы ей уже перестать мечтать с этой ее дочкой!»

Я чувствую, как она пристально на меня смотрит, как пытается остановить взглядом надежду в страхе, что она исчезнет. Я знаю, что значу для нее. В Стиринг-Венделе все перспективы одинаковы: их мало. Для мамы с ее непростой жизнью, которая никогда не бывала дальше Саарбрюккена, я — берег моря.

Со мной она пересекает привычные границы и совершает свое первое путешествие. В плохой сезон, осенью, в октябре. Мне шестнадцать лет, и я победила на конкурсе певцов, организованном известным в регионе ночным клубом «Кит Кат». Это дает мне право совершить морское путешествие по Европе, а моим близким — сделать это по специальному тарифу. Поэтому мама может меня сопровождать, и она предложила нашей соседке Хильде присоединиться к нам. В дни перед отъездом мы трепещем от нетерпения. Перспектива отъезда вызывает энтузиазм, если вы никогда никуда не уезжали, тем более в морской круиз. Мы моря не знаем. Не то что я плохо плаваю, но вода часто слишком холодная или я мерзлячка. Короче, я к морю не привыкла.

Пакетбот очень красивый, организатор группы и капитан тоже хороши собой, каюты комфортабельные и предложенные страны юга и востока Европы великолепны. Но только мы ничего не видим. Для этого мы слишком плохо себя чувствуем. Корабль роскошный, еда восхитительная, меню невероятное, но морская болезнь делает нас глухими, немыми и слепыми. Нам подают лангустов, при виде тусклых глаз которых меня начинает тошнить, или слишком мертвого на вид жареного лосося. Столько блюд, но мы не жалеем о том, что не знали их раньше. На палубе царит жуткий холод, и море — серое, темно-синее или черное — демонстрирует свой дурной характер. Оно корчится, гримасничает и плюется белой пеной. Облака с головокружительной скоростью бегут по небу над нашими головами, усиливая мои позывы к рвоте, которая уже не поддается контролю… Круиз нас не забавляет, он причиняет страдания. Я чувствую себя слабой, моя кожа приобрела зеленовато-желтый оттенок. Я хотела бы лечь, но не могу, потому что должна петь. В жизни ничто не дается даром. Я уже выиграла это путешествие, но я плачу за него второй раз. В обычную погоду при спокойном море и хорошем самочувствии я бы легко пела каждый вечер. Но сейчас это мука.

Победив в другом конкурсе, я получаю возможность компенсировать ужасы морского круиза по бурному морю. На этот раз в качестве приза мне вручили путевку на юг Франции, в Ниццу. И мы меняем серое небо Мозеля на синеву средиземноморского неба и темно-зеленое море. Для мамы это и есть «дольче вита». Собственно Ницца ее не интересует. Объект ее страсти — город по соседству. Мама не только поклонница Грейс Келли, она дрожит при мысли о возможности пройтись по городу-королевству, вдохнуть атмосферу истории, которая ее завораживает. Яхты, лимузины, солнечные очки, закрывающие половину лица, широкополые шляпы, якобы защищающие от грядущих провалов. Все, кто прогуливается по Скале, пахнут наличными деньгами. Я им не завидую, этим богачам, которых мы шокируем нашей простотой. Для меня здесь другой мир, он мне не особенно нравится, но я обожаю видеть маму счастливой.